 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
104
либерализма. Как писал автор в 1992 году, по свежим следам посткоммунистической «секуляризации»,
«номенклатурный бизнес признал первый принцип цивилизованного гражданского общества:
решительное отделение верховной (идеологической) власти от политической и экономической. Он
вместе с нами отпраздновал освобождение хозяйственной среды от пут идеологии, утвердив ее целиком
светский, холодно-прагматический – несентиментальный характер. Но при этом он всеми силами
сопротивляется другому современному принципу: отделению экономики от внеэкономического
давления, от системы государственно-бюрократических предпочтений и привилегий. В результате он
стал "вдвойне свободен": и от современного рыночного риска, и от былых требований
"идеологического приличия" – партийной цензуры, когда-то заменявшей ему мораль. Но если сегодня
он "вдвойне свободен", то не чувствуем ли мы себя "вдвойне ограбленными?"»*
* Панарин А.С. Цивилизационный процесс в России: опыт поражения и уроки на завтра//«Знамя». 1992. ¹ 7. С. 198-199.
Для того чтобы определить социально-политический смысл теократического государства, надо
уточнить, кто больше нуждается в нравственно-религиозном контроле социальных практик: сильные
или слабые, верхи или низы?
Исторический опыт показывает, что верхи гораздо чаще находятся в сложных отношениях с
моралью, чем низы. Во-первых, потому, что строгая мораль, если она устанавливается в обществе,
мешает им сладко жить – сполна и беспрепятственно реализовать гедонистические установки сытых и
праздных людей, ищущих развлечений и соблазнов. Вот почему так часто именно верхи становились
инициаторами и антирелигиозного вольнодумия, и морального релятивизма, и попустительствовали
тем, кто нещадно высмеивал нравственно-религиозные «предрассудки». Во-вторых, мораль, если она
опирается
на активное и мобилизованное общественное мнение, препятствует разнузданным
социальным практикам сильных, готовых попирать слабых, не считаясь ни с чем.
Все это объясняет, почему сильные потворствуют реваншу язычества*
над религиозной
духовностью, склоняются к культу успеха любой ценой, даже ценой попирания элементарных
нравственных норм. Так было в далеком прошлом, так это происходит на наших глазах и в современной
России, где либеральная идеология провозглашает свободу бизнеса не только от государственного
вмешательства, но и от вмешательств морального суждения о нравственной легитимности богатства, о
честных и бесчестных путях к нему, о справедливости и несправедливости .
* Язычество
– религиозные верования, характеризующиеся обожествлением сил природы. Впоследствии были
вытеснены монотеистическими религиями (христианство, магометанство, буддизм), но сохранились как рудимент культуры,
связанной с эстетизацией и одухотворением природного начала.
Теперь мы можем оценить различие между пониманием роли и статуса государства на Западе и на
Востоке. Западное светское государство выступает как безразличный к ценностям и бесстрастный
наблюдатель процессов, происходящих в гражданском обществе, и вмешивающийся лишь в случае
возникновения прямых эксцессов и беспорядков. Восточное теократическое государство, напротив,
является постоянно мобилизованным носителем ценностных, нравственно-религиозных критериев,
стремящимся соответствующим образом контролировать все социальные практики. Является ли такая
модель стеснительной для общества? Бесспорно. Но при этом надо отдавать себе полный отчет в том,
что эту стеснительность совершенно по-разному ощущают и оценивают верхи и низы общества. Для
«боярщины» во всех ее проявлениях нравственно-религиозная цензура государства выступает как то,
что сковывает руки. Для низов, страдающих от произвола «боярщины», она выступает в роли последней
защиты.
Рассмотрим это в терминах взаимоотношений трех разновидностей общественной власти (и
воплощающих ее элит) – политической, духовной и экономической. Духовная власть есть власть «над
душами». Ясно по определению, что она не может основываться на насилии и принуждении.
Последние, напротив, свидетельствуют, что духовная власть, проявляющаяся в силе убеждения и
вдохновения, на худой конец – манипулирования, иссякла. Существуют незыблемые законы
производства духовной власти, и они в точности совпадают с установками и заветами мировых
религий. Именно: духовная убедительность той или иной инициативы тем выше, чем свободнее эта
инициатива от корысти и расчета.
Это касается не только имущественных, но и властно-политических отношений. Все идеи, так или
иначе направленные на то, чтобы угождать сильным, в духовном отношении являются слабыми,
лишенными убедительности и настоящего вдохновения. Морально-религиозный инстинкт народа