 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
82
тот мгновенно поражался язвой и от нее умирал, и не смели люди выходить из домов.
Потом и днем стали появляться на конях, но самих не было видно, а только копыта
коней, и так же уязвляли людей. И стали люди говорить, что мертвецы бьют полочан».
Но наряду с подобными верованиями возникло уже и представление о том, что душа по
смерти уходит в неведомую страну, вследствие чего и покойников снаряжали в дорогу
экипажами, хоронили в санях, на которые ставилась лодка. Наконец, появилось
верование, что душа переселяется в светлое царство солнца — пекло или рай,
вследствие чего стали сожигать трупы мертвецов, чтобы облегчить душе поднятие в
это воздушное светлое царство вместе с дымом. Автор сказания о начале Руси прямо
свидетельствует, что вятичи и в его время сожигали своих покойников. Зачем они это
делали, это объяснил один русс Ибн-Фадлану, наблюдавшему в 921 году погребальное
сожжение знатного русса. «Вы, арабы, — говорил он, — народ глупый:
вы берете все, что у вас любезнейшего и дорогого между людьми, и зарываете в землю,
где его едят гады и черви. Мы же сожигаем его во мгновение, чтобы он без задержки и
немедленно вселился в рай». Все эти разнообразные верования уживались вместе и
порождали полный хаос в представлениях о загробной жизни.
Неразвитости религиозных представлений соответствовала и неразвитость культа.
Весь культ состоял в молениях и требах, т. е. жертвах, которые каждый приносил на
свой лад той или другой таинственной силе природы по усмотрению, с целью
расположить ее в свою пользу. При таком порядке не могло выделиться и особого
класса жрецов. Специалисты явились только по
гаданиям и сношениям с
таинственными силами — волхвы, кудесники, но и то не везде. Обыкновенно же и по
этой части каждый гадал и волховал, как умел, и ученых волхвов было мало, а все свои
доморощенные знахари. Вот почему и первые христианские учители вооружались
против гаданий и волхований как против общераспространенного зла. Церковные
уставы Владимира и Ярослава к обычным преступлениям против христианской
нравственности относят «потворы, чародеяния, волхование, ведовство, зелейничество,
или кто молится под овином или в рощеньи, или у воды».
При таких условиях вполне естественно, что язычество восточных славян не
выдержало столкновения с христианством, с его определенным и ясным вероучением, с
его развитым культом, с целым классом духовенства, энергично его
пропагандировавшего. Для восточно-славянской интеллигенции при столкновении с
христианством не могло быть выбора между ним и примитивной религией предков, и
она охотно принимала христианство. И в народную массу христианство проникло не
вследствие только понуждения, а, несомненно, и вследствие проповеди, вследствие
добровольного принятия.
Синкретизм верований.
Помимо вышеуказанной внутренней слабости язычества успехам христианства
много содействовали и некоторые конкретные данные, которые были присущи как
самому христианству, так и славянскому язычеству. С одной стороны, у восточных
славян было, хотя и смутное, представление о высшем небесном божестве Свароге,
отце Даждь-бога, солнца и огня. На этом фундаменте легко могли укладываться и
христианские идеи о Боге как всемогущем Отце Небесном, и Сыне Божием, который
именуется светом, солнцем правды. С другой стороны, и привычные представления
славянина-язычника о множестве божественных сил находили себе аналогии в
христианских представлениях о Матери Божией, ангелах, святых, демонах. Поэтому
славянин-язычник должен был легко воспринимать христианское учение с этой
стороны и приурочивать новые идеи к прежним представлениям. Так, его Перун
превратился в Илью-Громовника, его Волос в св. Власия, покровителя стад, его
многочисленные лешие, водяные и домовые боги — в христианских бесов и т. д. В
результате совершался синкретизм христианства и язычества, стадия религиозного
развития, с которой народная масса не сошла и до сих пор. Христианство проигрывало