 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
203
апелляции и даже не отдавая отчета царю. «Теперь при Федоре Ивановиче, — говорит
Флетчер, — высшая знать, называемая удельными князьями, сравнена с остальной
знатью; только лишь в сознании и чувстве народном сохраняет она некоторое значение
и до сих пор пользуется внешним почетом в торжественных собраниях». От всей
удельной стороны князья сохранили только свои прозвания по именам уделов; исчезли
уделы Одоев и Шуя, но оставались родовые фамилии князей Одоевских и Шуйских. Но
с понижением общественного положения князей необходимо должно было понизиться
и их политическое значение в центре государства, а через это и политическое значение
всего боярства, в котором они составляли самую влиятельную часть.
Объединение боярства.
Общественное, а следовательно, и политическое значение высшего московского
боярства, помимо тирании Ивана Грозного, было подорвано и другими причинами,
стоявшими в связи с политическим объединением Великой Руси. Одним из
последствий этого объединения, как уже было указано выше, было установление
обязательной службы с княжеских и боярских вотчин. Князья и знатные бояре обязаны
были служить при дворе и в войске. Та и другая служба стала тяжела и разорительна.
Московский государь окружил себя роскошью и пышностью сообразно с новым значе-
нием своим великорусского государя и православного царя. За ним должны были волей
и неволей тянуться и его бояре. Мы видели, как косо смотрели при дворе на зеленую
мухояровую шубу князя Шуйского на старом куньем меху. Мы видели, как Шуйские,
добравшись до царской казны, спешили понаделать себе дорогой утвари. Очевидно,
что это уже требовалось придворной модой и этикетом высшего боярства. Но не все
были в положении Шуйских относительно царской казны, и потому принуждены были
шить дорогие собольи шубы и горлатные шапки, строить золотое платье, унизанное
жемчугом и пуговицами из драгоценных камней на свой счет. С другой стороны,
новообразовавшееся Московское государство втянулось в крупную международную
борьбу на несколько фронтов, и князьям, и боярам приходилось теперь постоянно
снаряжать своих слуг и самим снаряжаться на войну на собственных конях, с
собственным вооружением и провиантом. Между тем вотчины их все более и более
мельчали вследствие разделов. При таких обстоятельствах не удивительно, если князья
и бояре все более и более разорялись и должали. Факт этот обнаруживается уже при
отце Ивана Грозного Василии Ивановиче. От 1532 года сохранилось любопытное заве-
щание богатого капиталиста Протопопова, раздававшего деньги в ссуду в большом
количестве. Из этого завещания видно, что в числе должников Протопопова было
много родовитых князей. Представитель одного из знатнейших княжеских родов князь
Пенков-Ярославский был должен ему 120 рублей, князь Иван Михайлович
Воротынский — 20 рублей, князья Кубенские, Василий и другие — от 120 до 7 руб.
Князь Иван Мезецкий задолжал Протопопову 200 рублей; у него осталось от вотчины
только полсела; он женился на дочери своего кредитора и жил во дворе тестя 13 лет, ел
и пил у него и его подмогой снаряжался на войну. Случалось, что знатные князья для
того, чтобы выехать на войну, закладывали платья своих жен. В 1547 году царь Иван
Васильевич сосватал дочь князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского за
боярина князя Ивана Федоровича Мстиславского. Извещая об этом мать невесты, царь
писал ей: «да сказывал нам брат твой Фома, что князь Александр, идучи на нашу
службу, заложил платье твое все, и мы было велели платье твое выкупить, а брат твой
Фома не ведает, у кого князь Александр то платье заложил; и мы тебя пожаловали,
послали тебе от себя платье, в чем тебе ехати; и даст Бог приедешь в Москву и
скажешь, у кого платье твое заложено, и мы велим выкупить».
Нужда заставляла князей и знатных бояр продавать и закладывать по частям свои
вотчины. Покупщиками чаще всего являлись монастыри, у которых скапливались
значительные денежные капиталы. Таким образом, например, князь Ухтомский в 1557