 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
165
Довмонте, рязанское — о нашествии Батыя и Евпатии Коловрате, тверское — об
убиении в Орде Михаила Тверского, ростовское — о Петре царевиче ордынском,
ярославское — о князе Федоре Черном, муромское — о князе Петре и супруге его
Февронии, московское — о начале Москвы, о Мамаевом побоище, о разорении Москвы
Тохтамышем, о нашествии Тамерлана и т. д. Наряду со сказаниями, содержащими
более или менее подробный рассказ о событиях, велись и летописи в собственном
смысле, краткие погодные записи о происшествиях. Летописи велись по отдельным
местностям. Так, епископ Симен в своем «патерике» упоминает о «летописце старом
ростовском»; до нашего времени дошел «Летописец Переяславля Суздальского». Но с
XIV века стали предприниматься попытки составления общерусского летописного
свода — «великого летописания». Около 1423 года в канцелярии митрополита из этих
сводов, из местных летописей, из хронологических сборников, произведений духовной
литературы, грамот, посланий, юридических актов и произведений словесности был
составлен первый законченный общерусский летописный свод, так называемый
«Владимирский Полихрон». В 1448 году в Новгороде составлен был на основании
«Владимирского Полихрона» другой свод, в котором преобладали новгородские
известия (это известная теперь «Новгородская 4-я летопись»). Этот свод
перерабатывался в Новгороде в последующее время, а во второй половине XV и в
первой половине XVI века в Москве возникло несколько переделок «Владимирского
Полихрона», известных теперь под именем двух Софийских летописей, Воскресенской
и Никоновской. В XV веке составлен был и прототип русского хронографа, так на-
зываемый «Еллинский и Римский летописец».
Литературное творчество возбуждалось на Руси не только знакомством с чужими
книгами, но и знакомством с чужими странами. В удельную эпоху, как и в Киевскую,
довольно много русских людей ходило на поклонение святыням в Царьград, на Афон, в
Иерусалим. Некоторые из этих богомольцев описывали все виденное и слышанное
частью для того, чтобы ознакомить, с этими странами и путями к ним будущих русских
путешественников, а частью просто для удовлетворения любознательности читателей.
Таким образом, в половине XIV века описал свое путешествие в Царьград новгородец
Стефан, с великим удивлением повествующий о святынях и великолепии Царьграда,
так что «и ум сказати не может». В его описании чрезвычайно интересно указание, что
Студийский монастырь в Царьграде был приютом русских паломников и книжников.
Стефан встретил там двух новгородцев, которые занимались списыванием книг. От
того же XIV века сохранились: «хождение» архимандрита Агрефения, описавшего
святые места Палестины, «хождение» епископа Пимена в Царьград, описанное его
спутником смоленским иеродиаконом Игнатием. От XV века имеем путешествие
иеродиакона Троицкой Лавры Зосимы, посетившего Царьград, Афон и Иерусалим, и
записки суздальского иеромонаха Симеона, одного из спутников митрополита
Исидора на флорентийский собор. Эти любопытные записки проникнуты великим
удивлением автора ко всему, что ему пришлось увидеть в Западной Европе, и в
частности в Италии, — к городам, их прекрасным каменным зданиям, фонтанам,
статуям, часозвонам с хитрым механизмом. Тому же Симеону принадлежит
любопытная повесть об осьмом, или Флорентийском, соборе. Самое же дальнее и самое
необычное путешествие совершено было тверским купцом Афанасием Никитиным и
описано им в «Хождении за три моря». Увлекаемый торговой предприимчивостью и
жаждой видеть новые страны, Никитин Волгой и Каспийским морем пробрался в
Персию, а оттуда в Индию, где прожил целых три года. Он вернулся на родину в 1472
году, после многих приключений и опасностей, которые и описаны им в его
путешествии.
Общий уровень духовного развития русского общества в удельную эпоху.
Вся эта литература, как переводная, так и самостоятельная давала, конечно, не