 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
233
революционные и наполеоновские войны — все это вызывало ненависть и отпор реакционных классов
феодальной Европы. После поражения Наполеона в войне с Австрией, Россией и Пруссией монархи
этих государств образовали Священный союз, к которому позднее присоединились монархи других
европейских государств. За революцией последовали реставрации. Во Франции вновь воцарились
Бурбоны. Вернувшиеся в страну эмигранты, особенно реакционные круги дворянства (ультрароялисты),
стремились ликвидировать завоевания Французской революции. Правительства покровительствовали
католическому духовенству, клерикалам, иезуитам. Основным предметом нападок реакционеров была
идеология Просвещения. К этим нападкам присоединялись консервативные мыслители, порицавшие
теорию и практику революционеров.
§ 2. Реакционные политико-правовые учения во Франции, Швейцарии, Австрии
В конце XVIII — начале XIX в. с осуждением Французской революции выступил ряд политических
мыслителей.
Наиболее известным из них был Жозеф де Местр (1753—1821). Он жил в Савойе, Швейцарии, на
Сардинии, долго был посланником сардинского короля в Петербурге.
Всю силу своего недюжинного таланта Жозеф де Местр обрушил на Просвещение и революцию.
Когда-то Франция была центром европейского христианства, рассуждал де Местр. Но затем в
литературе и во всех сословиях Франции распространились идеи, направленные против религии и
собственности. Человек, который может все видоизменить, но не может ничего создать или изменить к
лучшему без помощи божьей, возомнил себя источником верховной власти и захотел все делать сам. За
это бог наказал людей, сказав: делайте! И революция, божья кара, разрушила весь политический
порядок, извратила нравственные законы. Франция попала в руки злодеев, которые водворили в ней
самый страшный гнет, какой только знает история. Революция обречена на бесплодие, утверждал де
Местр, прочно лишь то, что основано на божественном начале; история свидетельствует, что
революции всегда производят большее зло, чем то, которое они хотят исправить.
Особенное внимание де Местр уделял критике свойственного Просвещению убеждения во всесилии
разумного законодательства. Человек, писал де Местр, не может сочинить конституцию так же, как не
может сочинить язык. Он не может создать даже насекомое или былинку, но вообразил, что он
источник верховной власти, и стал творить конституции. Однако в конституционных актах Франции
периода революции — все вверх дном. Они умозрительны и учреждены для человека вообще. Но
человека вообще нет — есть французы, итальянцы, русские, персы и другие народы. Задача
конституции — найти законы, подходящие для конкретного народа с учетом населения, нравов,
религии, географического положения, политических отношений, добрых и дурных качеств народа.
Де Местр высмеивал заявление Томаса Пейна, что он признает только те конституции, которые
можно носить в кармане. Письменные конституции, рассуждал де Местр, лишь утверждают те права,
которые уже существуют. В английской конституции большинство положений нигде не записано — она
заключается в общественном духе и потому действует. В Конституции США прочно лишь то, что
унаследовано от предков. И напротив, все новое, установленное общим совещанием людей, обречено на
погибель. Так, северо-американские законодатели решили по начертанному ими плану построить для
столицы новый город, заранее дав ему название. "Можно биться об заклад тысячу против одного, что
этот город не будет построен, или что он не будет называться Вашингтон, или что конгресс не будет в
нем заседать". Столь же бессмысленна была затея создать Французскую республику, затея, заведомо
обреченная на провал, ибо большая республика никогда не существовала. Само сочетание слов
"большая республика" столь же лишено смысла, как "квадратура круга". Что касается республиканских
США, скептически замечал де Местр, то это еще молодое государство, дайте этому ребенку время
подрасти.
Наконец, суть основного закона в том, что никто не имеет права его отменить; поэтому он и не
может быть установлен кем бы то ни было, ибо тот, кто вправе установить, тот вправе и отменить.
Подлинные конституции, писал де Местр, складываются исторически, из незаметных зачатков, из
элементов, содержащихся в обычаях и характере народа. В младенческом состоянии обществ
конституции по воле бога создавались людьми, возвещавшими божью волю и соединявшими религию с
политикой. В последующие времена законы лишь собирали и развивали то, что лежит в естественном
устройстве народной жизни. Всегда при создании конституций действовали не воля человека, а
обстоятельства; во всяком случае, никакая конституция не была предметом предварительного