 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Русскому человеку было свойственно стесняться просить адекватную плату за свой труд, он боялся тем
самым проявить гордыню и жадность. Для спокойной совести представлялось надежнее отдать часть
своего труда даром. Идеалом в этом смысле выступал преподобный Сергий Радонежский, спросивший
за свой труд по постройке сеней только несколько кусков черствого хлеба. Такие принципы совершенно
чужды западному менталитету, воспитанному на поисках строгой адекватности между затраченным
трудом и его вознаграждением.
С отличным от западного подхода к разным видам и формам труда связан и характерный для
православного русского пути подвиг социального опрощения. Любовь к абсолютной бедности,
приближающееся к юродству социальное уничижение всегда были отличительной чертой русской
святости. Идеал социального опрощения переворачивал всю социальную пирамиду, опровергал
мирское представление о социальной иерархии, престижности и почете. Он формировал убеждение, что
существует иная, высшая иерархия, верхние ступени которой занимают духовно наиболее
совершенные. И это значительно важнее всех мирских и преходящих ценностей, богатства, почета и
славы.
Православие влияло и на общественно-политическую организацию, не вмешиваясь непосредственно
в дела светской власти. Власть «настоящего» православного царя объявлялась силой, соединяющей
земной и небесный порядок, гарантом возможного будущего «спасения после смерти». Если в западной
религиозной среде верования толкали человека к активной экономической деятельности (ее успех
помогал убедиться в своей «избранности», в грядущем индивидуальном спасении), то в русском
континууме перед человеком открывался не экономический, а политический путь «спасения», причем с
сильной коллективной составляющей. На Западе воплощением смысла жизни стали оценки рынка,
богатство, в то время как у нас сближение сущего и должного было реализовано в форме коллективного
движения к лучшему будущему, в идеалах социальной справедливости. Этатизм, приоритет
государственного начала, также характерная черта общественного сознания русских. Интересы
государства воспринимались как интересы лично каждого. Личность никогда не представляла
самоценности, она всегда растворялась в государстве, общине. Идеалом оставались вера и соборность
(по типу религиозной общины), а не знание и последовательный индивидуализм. Таким образом,
православие сформировало основные черты общественного сознания, всю систему базовых ценностей.
Вскоре после официального введения христианства на Руси была создана первоначальная
организация русской православной церкви в форме митрополии константинопольского патриархата.
Вместе с тем, будучи епархией византийской церкви, она очень рано обрела черты, делавшие ее в
значительной степени национальной. Такой ее характер находил выражение в том, что эта епархия
совпадала с государственными границами Руси XI-XIII вв., киевский митрополит осуществлял свою
власть по всей стране, в том, что богослужение велось на славянском языке, что уже в XI в. на Руси
было кодифицировано собственное церковное право и что уже тогда она приобрела первых местных
святых, принадлежащих к правящей династии. В XI-XIII вв. на Руси получили широкое
распространение монастыри, игравшие важную роль в социально-политическом и культурном
отношениях.
Возникновение церковной организации по инициативе княжеской власти и материальной помощи
последней обусловили ее зависимость от государственной власти. Такое положение объясняется и
влиянием византийского образца отношений между императорской властью и церковью. Монголо-
татарское нашествие и установление над Русью политического господства завоевателей несколько
изменили положение церкви. Она стала вассалом ханов. Но вместе с тем русские иерархи получили
возможность отстаивать свои интересы в Орде независимо от княжеской власти. Для завоевателей было
очень важно иметь на Руси политическую, экономическую и идеологическую силу, оказывавшую
влияние на все русское общество. В условиях раздробленности и сепаратизма отдельных княжеств
возросло значение церкви, остававшейся единственной организацией, с которой считались и
завоеватели, и русские князья.