 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
253
своему весу и значению статутное право, даже после его обновления революционным
законодательством.
После революции, как и раньше, английская правовая система была далека от того, чтобы быть
внутренне согласованной и гармоничной. В ней ясно обнаружились по крайней мере два противоречия.
Первое - это противоречие между двумя ветвями прецедентного права: "общим правом" и
"справедливостью". Второе - это внутреннее противоречие, присущее прецедентному праву, а именно:
противоречие между принципом прецедента (stare decisis) и судейским правотворчеством (judge-made
law).
В традиционном противостоянии права и справедливости "общее право" в послереволюционные
годы в целом одержало верх. Росту авторитета "общего права" способствовал конфликт, который
возник еще в предреволюционный период между двумя соперничающими системами королевского
суда.
Хотя "общее право" исторически возникло в королевских судах и способствовало усилению
королевской власти в Англии, усвоенный им к XVII в. принцип прецедента (stare decisis) стал
неожиданным препятствием на пути дальнейшего укрепления абсолютизма. Королей, в частности,
Якова I, раздражал тот факт, что их собственная политика должна была сообразовываться с судебными
решениями, вынесенными к тому же по какому-то давнему и частному спору. Сами же королевские
судьи считали себя не "слугами короля", а "слугами права". По словам судьи и видного юриста того
времени Э. Кока, право состоит из "приказов, ходатайств и прецедентов, которые не может изменить
ни парламент, ни корона".
С другой стороны, "право справедливости", которое в отличие от "общего права" не было сковано
прецедентом, несло в себе благотворное влияние римского права и было проникнуто духом
предпринимательства, превратилось в главную опору судебной политики короля и в объект критики со
стороны революционного лагеря. Этот парадоксальный на первый взгляд факт объяснялся тем, что
председатель суда справедливости - лорд-канцлер - одновременно являлся высшим судебным
чиновником короля. Он был всего лишь исполнителем королевской воли. Лорды-канцлеры следовали
пожеланию генерал-атторнея королевской администрации Ф. Бэкона : "Судьи должны быть львами, но
львами при троне".
Парламентская оппозиция суду канцлера усилилась после нашумевшего процесса по делу некоего
Глэвилля в 1615 г. В этом деле лорд-канцлер Энесмер в соответствии с принципом "справедливости"
пересмотрел решение суда "общего права", вынесенное главным судьей суда общих тяжб Э. Коком, на
том основании, что это решение базировалось на свидетельстве, о ложности которого суду не было
известно при рассмотрении дела.
В связи с необычным столкновением юрисдикции двух судов король создал специальный комитет
под председательством Ф. Бэкона. Последний поддержал право суда канцлера осуществлять свои
решения даже в том случае, если они прямо противоречат результатам спора по "общему праву". Это
решение представляло собой чувствительный удар по престижу "общего права", вызвав ответную
критику политической оппозицией суда канцлера. Парламентарии жаловались на то, что
"справедливость" - жуликоватая вещь, что она "зависит от длины ноги лорда-канцлера".
Хотя в ходе революции попытки парламента упразднить суд лорда-канцлера не имели успеха и
дуализм судебной системы в Англии сохранился, революция оставила заметный след в деятельности
этого судебного органа. Учитывая настроения влиятельных кругов общества и их стремление к
стабильному правопорядку, с конца XVII в. лорды-канцлеры проводят в своем суде более гибкую
политику. Они стараются не повторять острых конфликтов системы "справедливости" с "общим
правом".
Так, лорд-канцлер Ноттингэм, которого в Англии называют "отцом современной справедливости",
заявил, что справедливость должна "определяться правилами науки", что нельзя допускать, чтобы
"состояние людей зависело бы от прихоти суда". Эта линия на упрочение правовых начал в суде
канцлера привела к тому, что в XVIII в. система "справедливости" начинает застывать, подчиняясь
правилу прецедента и обретая столь же формальную процедуру, что и система "общего права".
Но и в XVIII, и в XIX в. в системе "справедливости" право не переставало развиваться. Так,
например, непоследовательность революции XVII в. в вопросе о собственности, сохранение старых
феодальных конструкций собственности, ограничения в распоряжении так называемыми "реальными"
вещами привели к дальнейшему развитию института "доверительной собственности" (trust).