 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
73
В связи с соотношением закономерности и случайности интересно посмотреть,
какие философские последствия имеет понимание случайности в современном
естествознании. С одной стороны, выяснилось, что многие процессы и явления,
считавшиеся абсолютно случайными (например, выпадение орла или решки при
бросании монеты), все-таки образуют некоторую закономерность, названную
статистической, подчиняются так называемому «закону больших чисел» — основному
закону теории вероятностей. С другой стороны, после работ А. Эйнштейна, Н. Бора и
особенно В. Гейзенберга оказалось, что некоторые законы, которые считались
абсолютными, носят вероятностный характер, то есть содержат в себе элемент
случайности (например, второй принцип термодинамики, определение
пространственно-временных координат элементарных частиц и др.), а значит, и саму
картину мира следует воспринимать не как жестко детерминированную, а как всего
лишь вероятностную, в известном смысле случайную. Все это создает весьма сложные
философские проблемы, которые мы здесь рассматривать не будем, потому что к
культурологии они не имеют прямого отношения.
Концепция случайности как частного проявления закономерности возникла в
сфере высокой философии и поэтому мало что дает человеку для построения
конкретной поведенческой стратегии. Да и вообще в обыденном сознании случай все-
таки воспринимался и воспринимается не как форма закономерности, а как ее антипод.
На этой основе также могут возникать отличные друг от друга жизненные ориентации.
Если случай воспринимается как проявление неподвластных человеку высших
сил (судьбы, рока, непостижимой воли верховного существа и т.п.), это ведет в
конечном счете к абсолютному фатализму, рассмотренному выше. Однако гораздо
чаще случаи воспринимается применительно к человеку как удачное или неудачное
стечение обстоятельств. При этом складывается непоследовательное и даже
беспринципное, но очень удобное миросозерцание, согласно которому судьба человека
определяется как равнодействующая двух сил: удачи (случая) и собственной воли
человека. Счастливый случай надо ловить, надо уметь его использовать, а из
неудачного стечения обстоятельств (неблагоприятного случая) надо тоже уметь выйти
с наименьшими потерями. Такой подход к жизни во многом соприкасается с Основной
концепцией.
Типичной формой проявления этой концепции является психология азартного,
но в то же время расчетливого игрока, который в нужный момент «пасует», а в другой
идет на разумный риск, полагаясь более на свои силы, но обязательно рассчитывая и на
удачу. (Разумеется, такая психология свойственна не только игрокам в карты или
рулетку, но и вообще людям, которые в большей или меньшей степени разделяют девиз
«Что наша жизнь? — Игра!». Типичным проявлением такой поведенческой стратегии
могут служить действия лермонтовского Печорина в повестях «Княжна Мери» и
«Фаталист».)
Не менее типичной для данной концепции является и психология крайней
беспечности, расчета на «авось», на счастливый случай и неожиданную удачу, на
везение — здесь собственные усилия человека минимальны, но все же такую
поведенческую стратегию не сведешь к фатализму. Такого рода представления о жизни
весьма свойственны традиционному русскому менталитету, примеров чему немало в
нашей литературе. Так, один из героев Лескова говорит: «Научитесь от меня, как вот я
уповаю: ведь я уже четырнадцатый год со службы изгнан, а все водку пью. Совсем
порой изнемогу — и вот-вот уже возроптать готов, а тут и случай, и опять выпью и
восхвалю».
Вероятно, читатель уже заметил, что в разных представлениях о месте человека
в мире значение человека понимается по-разному: он видится то великим, то